Лучшие книги XX века

Французский писатель Фредерик Бегбедер известен как автор романов «99 франков», «Романтический эгоист», «Идеаль», «Французский роман» и других.

«Лучшие книги ХХ века» - это книга об удовольствии чтения, роскошная жизнь по рецепту Фредерика Бегбедера.

Рубашка в стиле гранж, волосы до плеч, неожиданные откровения, что это, как не романтизм, который так часто сопутствует эгоизму – если считать за него привычки и образ жизни человека, превратившего удовольствие в вид спорта. Он нередко приезжает в Россию - рассказы о шумных застольях в ресторане ПушкИн, худосочных корыстолюбицах с Тверской, приключениях в закрытых клубах, небольшой потасовке в гостях у К… ничего не забыто? Журналисты смеются, публика внимает…ву ме компренэ… да, вот теперь можно расслабиться, просто расслабиться… мог ли мечтать о таком взгляде , как тот, что направила сейчас на него неизвестная прелестная особа, господин Лоуренс, (№39 в списке «Лучших книг», автор «Любовника леди Честерлей), прежде, чем прославиться?

Ведь любовь потомков — «это роскошная дамочка, ещё более ветреная, нежели леди Честерлей».

Что делать, если в списке «Лучших книг XX века» он уготовил нескромное место и своим: (смотри-ка, номер 36 опять не мой, хотя на что я, собственно, надеялся, дурьямоябашка») Да, как же часто успех и слава доставались авторам лишь посмертно – ведь это немыслимо! А между тем многие из этих блистательных господ и не подозревали, как обстоят дела на самом деле. Для их фантастически изобретательных голов наиболее сложными оказывались самые простые вещи. Существует ли каталог рецептов бессмертия? Не составить ли, в придачу к «Лучшим книгам» список поучительных историй о том, как становятся авторами шедевров?

Нужно быть слишком романтиком, чтобы комментировать «список» беспристрастно, но слишком эгоистом, чтобы воспринимать его, как беспрерывную череду ударов по самолюбию, и слишком французом, чтобы балансировать на грани того и другого.

Итак, перед нами 50 произведений, названных французами «лучшими книгами ХХ века». Эта, достаточно условная цифра позволяет бегло припомнить знаменитые романы — французские, немецкие, английские, русские, ставшие заметными вехами ХХ века. Именно на них остановили свой выбор 6000 человек, отобравших на свой вкус те, что они сочли шедеврами, из двухсот наименований перечня, составленного группой владельцев крупных книжных сетей — FNAC и «Монд» и литературных критиков Франции

Любопытно всё-таки, что это за французские граждане - не литераторы, не критики — люди обычных профессий, спешащие по утрам — на работу, а по вечерам — домой, чьи взаимоотношения с книгами, тем не менее, позволяют им выбирать из 200 шедевров ХХ века 50 наилучших. А ведь и они «проходили» многих из авторов в школе, а значит, имели опыт чтения «из-под палки» ... удалось ли им прочесть эти произведения легко и беззаботно, как это получилось у Бегбедера, неизвестно, но получить удовольствие — наверняка. Всё-таки без этого они не были бы французами.

Кстати, сам Бегбедер, без сомнения, знает толк в удовольствиях, и чтение — одно из них. Вся эта книжка представляет собой ничто иное, как смакование от чтения.

Что такое гурман, рассуждающий за столом о пользе здорового питания, о том, что происходит у вас внутри, когда вы поглощаете кусок бифштекса вприкуску с зеленью? То ли дело человек, который ест на ваших глазах с таким аппетитом, что издаёт возгласы восторга. А если и говорит — то о том, как замечательно прожарена корочка у пирога, или как свежа его начинка! Останетесь ли вы в силах неподвижно взирать на эту картинку? Из первого же эссе.о «Наде» Андре Бреттона мы узнаём, что читать эту книгу — «всё равно, что курить толстый косяк с травкой, только первое занятие, в отличие от второго, вполне легально» Следом он комментирует роман Альберто Моравиа «Презрение», формулируя его идею ёмко и доходчиво - «Господа, не слушайтесь своих жён, если хотите, чтобы они вами восхищались!»

Бегбедер справедливо считает, что великие романы не терпят поклонения, им нравится жить, иными словами, они хотят, чтобы их читали и зачитывали до дыр. Обсуждали и осуждали. И того, и другого в его книге — сколько угодно. При этом месье Бегбедер полагает, что его каламбуры на редкость удачны, и не скупится на них почти в каждом эссе, однако некоторые всё же вызывают неловкость - как при взгляде на любителя покушать, который настолько увлёкся, что размазал по щекам шашлычный соус и облизывает пальцы. Но подобные гаргантюа бывают способны к чуткости куда больше знатоков этикета — пока те заполняют церемонными фразами паузу, необходимую для оживления духа, они переживают её во всей полноте. В таких случаях нужно совсем немного слов, чтобы её обозначить. Вопрос только в том, какими будут слова. Особенно, если речь идёт о вещи «таинственной, не поддающейся анализу» - романе «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган. (№ 41) Любое определение опровергает себя, и слова о том, что читая роман, «вы чувствуете себя одновременно и менее одиноким, и более одиноким» - всего лишь вздох, трепет ресниц - продолжение улыбки.

Да и кто бы ещё мог, рассуждая о Томасе Манне и его «Волшебной горе» (эссе о котором начинается со слов «вот и номер 40 тоже пал не на меня») сказать о герое романа, Гансе, такую простую вещь: «Короче говоря, он живет. А это такое занятие, черт возьми, о котором современные люди отчего-то постоянно забывают.»

Хотя мне-то кажется, что живёшь именно тогда, когда забываешь об этом. О чем, например, надо забыть, если вы впервые оказались в Париже? Конечно, об Эйфелевой башне, и о Нотр-Дам де Пари, Соборе Инвалидов, Сакре-Кер, Елисейских полях. Скорее всего, именно от того, насколько изящно вам удастся это сделать, и зависит ваша маленькая парижская жизнь. Впрочем, это касается не только Парижа, но и всего на свете.

Во всяком случае, Бегбедер, комментируя роман Раймона Кено «Зази в метро», пишет о загадке, с которой столкнулась приехавшая поездом в Париж юная Зази. Разгадать её каждый волен по-своему, в эссе лишь говорится, что за фривольной видимостью прогулки таится нечто очень серьёзное.

Зази путешествует по Парижу со своим развесёлым дядей, которого зовут Габриэль, встречает на своём пути разнообразных фриков, (из числа которых и сам дядя), изучает этот взрослый мир, и этот город, и недоумевающе спрашивает «Как, и это всё?» Но весь этот роман и его персонажи, «которые выглядят так, словно родились из бредового сна», и совершают бредовые поступки ... но изуродованная орфография разговорного французского, каламбуры, фонетические сокращения - что это? Кено - натуралист по форме и антинатуралист по сути, что довольно-таки неожиданно для члена Гонкуровской академии», - поясняет Бегбедер. Но...

Но - «Истина! Как будто кто-нибудь в этом мире знает, фчёмона! Всё это блефня!» - восклицает Габриэль. И это всё?

Всё то, за чем следует многоточие.

Предпочтительна ли «Жизнь, способ употребления» Ж.Перека (№41) жизни, как «истории, полной шума и ярости, рассказанной идиотом и ровно ничего не означающей» шекспировское определение которой иллюстрирует роман «Шум и ярость» У.Фолкнера (№34). Ну, разве что «способом употребления» её «ровно ничего не означающей истории»... словом, французские читатели отдали свои голоса за способ Фолкнера.

В романе Д. Буццати (№29) «Татарская пустыня» жизнь, утопающая в неопределённости, проникнута ожиданием, таким же неопределённым, как и она сама. Ожиданием, как главным событием в отсутствии всех остальных. Главный герой романа, лейтенант Дрого, растратил 35 лет службы в ненужной крепости, и так и не увидел вражеской атаки.

Немотивированное ожидание для некоторых жизнелюбивых натур - повод впасть в меланхолию. Именно это случилось с Ф.Бегбедером, закончившим эссе о «Татарской пустыне» на самой мрачной ноте, процитировав напоследок высказывание А.Вьялатта о том, что «человек - животное в котелке, ожидающее автобуса №27 на углу улицы Гласьер». «Вот и всё. Разве что, может быть, вдруг пойдёт дождь»

И если в «Татарской пустыне», продолжает Бегбедер в следующем эссе, о пьесе С.Беккета «В ожидании Годо», «эти самые татары всё-таки появляются, то здесь Годо нет как нет». Дальше Бегбедер может сколько угодно выделять большими буквами слово «жемчужина» по отношению к этой пьесе, но для нас, российских читателей «В ожидании Годо» не какая-то там «жемчужина», и даже не пьеса абсурда, а самая обыкновенная реальность, и это объясняет, почему именно Годо и другие персонажи пьесы так часто вспоминаются по поводу самых разных житейских ситуаций.

 

В этой связи размышление Жан-Поля Сартра о сущем и сущностном в книге «Бытие и Ничто», которая стоит под номером 13 в топ-списке, не такая уж отвлечённость, как полагает Бегбедер, усомнившийся в том, действительно ли французские читатели одолели этот философский трактат. И затем, в качестве иллюстрации к своим сомнениям, приводит цитату из сочинения. (Откровенно говоря, ничего особенно сложного в этой цитате не было, не верите — прочтите сами).

Но Бегбедер идёт дальше - «после этой книги нам придётся воспринимать его всерьёз, до самого конца того, что Бернар-Анри Леви, со свойственной ему душевной щедростью называет веком Сартра».

Поэтому, как считает Ф.Бегбедер, Б.Виан, автор романа «Пена дней»(№10), где фигурирует персонаж Жан-Соль Партр, (автор книги «Нечто и Ничто»), заслуживает того, чтобы отпраздновать победу — 10 место в списке, над настоящим Жаном-Полем Сартром, который «застрял на 13 месте»

«Наверняка сыщутся люди, которым не нравится «Пена дней», пишет Бегбедер, «Которые находят эту книгу чересчур наивной или несерьёзной. И я хочу прямо здесь торжественно объявить им, этим людям, что они не поняли самого главного в литературе. Хотите знать, что это? Очарование».

О да, именно очарование позволяет Бегбедеру оставаться ни при чем в случаях, где стиль страдает от натиска бравады - он выходит из положения со всем изяществом человека, с любезной небрежностью смахнувшего с комода стеклянную мелочь, и уронив зонтик перед тем, как наступить на упавшую шляпу.

Комментируя список «Лучших книг», Бегбедер не изменяет себе, когда пишет о романе Стейнбека — «соберите «Гроздья гнева», дайте им перебродить, и вы получите вино крепче крепкого, хотя и не слишком изысканное. Ангажированные романы к старости портятся, как молодое божоле, которое нужно пить в год сбора урожая. Иначе потом оно будет ещё хуже». Поклонники Стейнбека могут с этим не согласиться, но комментарии к книгам, которые считаются лучшими — это ещё и повод подумать, насколько политическая мода, мифы, сотканные вокруг биографии писателя и подчас её заменяющие, умение заглядывать в будущее и хорошо устраиваться в настоящем, способны утратить своё суетное значение, предоставив времени оставить то, что должно остаться - «другое небо»*?

Впрочем, судя по списку «лучших книг», читательские предпочтения не ограничиваются ни жанрами, ни наличием или отсутствием премий, ни величиной произведения.

Они могут быть многостраничными, как роман Жоржа Перека «Жизнь, способ употребления» (№43) или короткими, как сказка Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц» (№4). Протестовать против общества, готового либо убивать людей, либо сводить их с ума - как в «Путешествии на край ночи», Л.Селина (№6) или повествовать об односторонней любви с первого взгляда, как в «Большом Мольне» А.Фурнье, (№9).

В списке «50 лучших книг ХХ века» всего два русских писателя. Это Владимир Набоков, роман «Лолита». И Александр Солженицын, роман «Архипелаг ГУЛАГ» Зато оба они опережают многих европейских и американских знаменитостей - «Архипелаг ГУЛАГ» - 15 место в списке «топ-50», «Лолита» - 27 место. В эссе о романе «Лолита» Бегбедер задаётся вопросом - будет ли читатель шокирован, прочитав этот роман сегодня? И отвечает - да. И эта фраза, пожалуй, стоит всех остальных.

На роман «Архипелаг Гулаг» Бегбедер отзывается всем непуганым, по-детски наивным, экологически-чистым сознанием человека, чьи родители, и родители родителей... ну и так далее - не дышали воздухом катастроф.

Больше трети списка составляют английские, американские и немецкие писатели, кроме того, непонятно, к какой категории отнести чеха Милана Кундеру, давно проживающего в Париже, румына Эжена Ионеско, избранного во Французскую академию, или Сэмюэля Беккета — парижанина, родившегося в Дублине, как, впрочем, и Д.Джойса. Да, многие авторы в списке «Лучших книг» - французы, но стоит заметить, что Париж всегда был городом, где писателям, независимо от их национальности, жилось вольготно.

Кстати, лучшим произведениям русской эмиграции мы обязаны именно Парижу.

Рассуждая о том, насколько справедливым было присуждение Нобелевской премии тому или иному автору, Бегбедер заодно даёт советы - «как срубить Нобеля».

Ещё он демонстрирует, как можно «смертельно ненавидеть» какой-нибудь роман, и одновременно - его любить. Мучительно преодолевать неподатливые строки, чтобы потом именно их вспоминать чаще всего. Да-да, умение читать - это целое искусство. Им надо овладевать - как и всяким искусством.

. .

Книгами, вышедшими в финал, оказались «Посторонний» А.Камю и «В поисках утраченного времени» М.Пруста.

Примечательно, что одним из лидеров списка стал роман о времени, утраченном в ХХ веке, ускорившим его бег, сделавшим всё мгновенным, преходяшим. М.Пруст, а вместе с ним и все остальные писатели, помогают отыскать разрушенное веком время.

Пруст написал многотомный роман с намерением сообщить нам простую истину: литература нужна для того, чтобы найти время... для чтения!

О.С.

* П.Верлен, «Искусство поэзии», перевод Б.Пастернака.